Было это лет десять назад, в то время мы с мужем были как раз в таком прекрасном возрасте, когда так и тянет сворачивать горы. Тогда то и занесло нас в эту Богом и людьми забытую деревню. Директору совхоза захотелось вдруг заняться конным туризмом. Нам хотелось заниматься тем же самым, но финансовые возможности не позволяли. В общем, мы были нужны друг другу. Итак, мы получили в распоряжение полдома и целую конюшню в удивительно красивой деревушке с древним именем Вщиж.
Бревенчатая конюшня была старая, но крепкая. Чтобы войти внутрь, пришлось взобраться на небольшой холмик, лошади стояли еще выше. Странно, зачем делать такой высокий пол… Постепенно до нас дошло, что не пол это, а сплошной слой спрессованного навоза. Начались трудовые будни. Сначала, как шахтеры прокопали проход, причем слежавшийся навоз по весу и твердости лишь немного уступал углю.
Теперь, чтобы выйти, каждой лошади приходилось преодолевать ступеньку в сорок сантиметров. Постепенно вывезли навоз и из стойл. Чтобы очистить эти “Авгиевы конюшни”, потребовался месяц каторжной работы, большая часть которой досталась Федору, так как у меня еще был маленький Мишка. Когда же чистый дощатый пол в стойлах застелили соломой, пришел черед взяться за лошадей. Лошади здесь не знали подстилки, никогда не видели щетки, прежний конюх и поил-то их не каждый день… Друзья, вам трудно будет себе представить этих лошадок. Ни в одном, самом захудалом, самом гнусном прокате вы никогда не увидите такого, и слава Богу. Кора грязи покрывала их так плотно, что невозможно было определить масть, хвосты и гривы склеены намертво застрявшими в них репьями, но самое страшное было, это их ноги, покрытые рубцами и язвами от пут, которые они носили по полгода подряд, весь пастбищный сезон, не освобождаясь даже в конюшне. Настоящие каторжники в кандалах… Только какое же преступление совершили эти покорные узники перед людьми?
Вот среди этих бедолаг я и нашла своего Монгола,когда, по очереди приводя в порядок лошадей, откопала из-под слоя грязи небольшого, крепкого рыжего конька. На то чтобы отскрести его ушло три дня. Хвост, тяжелый и твердый как полено, с помощью ножниц удалось привести в божеский вид. Гриву пришлось спилить под корень, и он сразу стал похож на древние изображения скифских лошадок, за что и получил свое имя. Пришло время попробовать его под верхом. Он очень подходил мне, так как был небольшого роста, и я могла легко запрыгивать на него без седла. Конечно он ничего не умел, когда-то его тщетно пытались приучить ходить в телеге, но оставили в покое, и он считался совершенно бесполезным существом.
Никто не догадывался, что Монгол – прирожденная верховая лошадь! Трудность была в том, что он был уже взрослый, семилетний, а учить лошадь у которой уже вполне сформировавшийся характер, дело непростое. Да и у меня опыта было маловато, так что учились мы вместе. Поначалу мне больше приходилось тащить его за повод, так как сам он соглашался идти только в направлении конюшни. Но вскоре он уже послушно двигался любым аллюром и в любом направлении , хотя в сторону конюшни всегда немножечко быстрее. А потом пришло лето, и Монгол научился пасти табун. Теперь он уже встречал меня ржанием. Мы подружились и он стал моим первым помощником. Здесь нет преувеличения. В той глуши, где мы оказались, никакой цивилизации не было в радиусе шести километров. Сколько раз кони выручали нас!
Я ездила на Монголе всюду: в медпункт, в магазин, на станцию – встречать гостей из города и даже за грибами. В медпункт я везла перед собой трехлетнего сына – на прививку. Ох и удивлялись же деревенские жители, наблюдая, как мы втроем несемся галопом по деревенским улочкам! (Нам надо было спешить, медсестра работала до полудня). Мой конек теперь был круглый и сытый, рыжая шкура так и блестела на солнце, а подросшая грива топорщилась ежиком.
Во время наших дальних поездок я заметила, что конь боится оставаться один в незнакомом месте. Как то раз я привязала его к забору возле магазинчика, а сама вошла внутрь. Вдруг снаружи донеслось пронзительное ржание. Продавщица недоуменно уставилась на меня. Пришлось объяснять, что это мой конь соскучился, зовет обратно, но это вызвало еще большую тревогу на ее лице.
Мне показалось, что она вот-вот покрутит пальцем у виска. А конь кричал, пока я не вышла. Потом отвязала его, накинула повод на шею и пошла вперед. Монгол шел за мной, буквально утнувшись мордой в мое плечо, так ему было не по себе “на чужбине”. Зато рядом с домом он преображался, и мне стоило больших усилий удержать его. Как то раз не удержала и конь сорвался в карьер.
Глядя на стремительно растущее перед нами здание конюшни,я думала, что сейчас мы протараним ворота, и уже глаза закрыла, но в метре от закрытых ворот он остановился. Я не упала, но больно разбила нос об его шею. А Монгол, похоже, сам был удивлен и напуган, очевидно он рассчитывал, что ворота будут открыты, во всяком случае больше он так не делал. Мой ласковый, рыжий конь! Я могла подойти к нему в чистом поле, вскочить верхом и, сунув вместо уздечки поясок от платья, перегнать табун. Он очень хорошо понимал смысл своей пастушьей работы и гордился своим начальственным положением, тем более, что в табуне он не был главным. Он был очень эмоционален, этот конь…
Мы прожили во Вщиже два года. Директору совхоза очень скоро надоела идея конного туризма… Но, несмотря на все трудности, это были едва ли не самые лучшие годы нашей жизни. Потому что вместе с нами всегда были лошади. Пусть они были беспородные работяги, разве порода определяет наличие души в лошади? Ведь они умеют любить и быть благодарными ничуть не меньше, чем чистокровки!
